Wladi

Есть в русском языке такое выражение: лужёная глотка. Слыхали? Это относится к тому, кто или хорошо потдаёт или орёт, или и то и сё. Вот это самоё « и то и сё» у меня связывается с определённым человеком: Аркадием Васильевичем Жоржиковым. Оговорюсь сразу: я не собираюсь чернить этого человека, и совсем не потому, что питаю к нему самую искреннюю симпатию – просто человеком он был безобидным, простым, любил пошутить и терпеть не мог подлости или несправедливости. И, если читатель улыбнётся или посмеётся, читая мой рассказ или вспомнит что-то своё – пусть это будет данью его светлой памяти. Напишите о нём в комментариях.
А для тех, кто его не знает – ниже мой рассказ.

Не скажу, что он был высокого роста, но и не маленького тоже.  Где-то 1,75. А вот плечи у него были широкие! Обладал он недюжиной силой, но никогда не дрался. Работал он на «мерном столе» и однажды я был свидетелем того, как он с напарником «зарядил» тяжеленный рулон сукна. Когда он разгибался, то мне показалось, что руки у него были ниже колен! Может быть от груза, может быть на самом деле, но руки у него были «граблями». И голос у него был под стать силушке – труба иерихонская!

Мне рассказывали такой случай: шло в клубе какое-то очередное торжественное собрание по случаю очередного (несомненно и обязательно - ВЕЛИКОГО!) исторического события из непременно-героического прошлого. Всё чин-чином: докладчик «отдолдонил» свою из года в год затёртую речь, содокладчики, проснувшись, заспешили один за другим на сцену. Все ждали вожделенного конца, когда все должны были встать и, созерцая вынос знамён всех трудовых слав, предоставить свои уши бравурно-грохочущей меди и барабану. Для этой цели и был предназначен духовой оркестр, который, отдудев вначале свои марши, сидел под сценой и, стараясь не шуметь, «приканчивал» горячительный напиток, купленный вскладчину на «положенную от фабкома трёшку».

Толи докладчик и содакладчики затянули, толи музаканты слишком быстро закончили "напиток", но они, музыканты, потеряли «ориентировку». Разведать обстановку вызвался Аркадий Жоржиков.

И вот, представьте себе себя сидящим в зале старого клуба. Представили? Помогаю: впереди, перед вами, празднично-украшенный знамёнами президум  во главе с самим «Николай Андреичем», За кулисами толпится народ самодеятельный – петь и плясать готовятся, все в костюмах! Обычо они, народ самодеятельный,  сидели в засаде в рядом находившейся тесной гримёрной, или репетиции последние репетировали в кружковых комнатах. Причём: одни глотали там успокаивающие таблетки всяких мудрёных сортов и наименований, другие - змея зелёного (для храбрости и тоже всех сортов) "на грудь принимали". Танцоры обычно глотали, чтобы глазки блестели и щёчки краснели -  "красную армию" (портвейны-вина всякие). Но к концу «ля-ля» все, расхрабревшись и расслабившись, раскрасневши-порозовевши продвигались ближе к сцене - к кулисам: в дырку там заглянуть, ущипнуть кого в темноте, прижаться ненароком... Одним словом – обстановка имтимнейшая и предвкушающая скорейшее окончание затянувшегося «бла-бла»!

И вот: из ямы высовывается голова Аркадия, обводит всех присутствующих выпуклым, явно «прозрачным», взглядом и, освятив первые ряды благовонием свеже-принятого, склоняется внутрь ямы и кому-то там «ШОПОТОМ» сообщает: «Да они тута ещё пи...дят!»...

Вы можете громко, изо всей силы кричать? Можете? Так вот это будет, по сравнению с «шопотом» Василича – мышиным писком! Не больше! А теперь представьте себе акустику. И не просто акустику, а ПРЕКРАСНЕЙШУЮ АКУСТИКУ старого зрительного зала! Представили? Так вот – яма была для этой акустики – РУПОР!!! С этим рупором – ментошный матюкальник: жалкая пищалка!...

Ох и скандал был!...

Я всегда с опаской наблюдал за Василичем, когда он в духовом играл. У него была, под стать ему, самая большая труба. Басовая или ещё как? Не та труба, что "Ум-па-па, ум-па-па" - это альт. Эта "альтушка" просто бы лопнула в руках Аркадия от перенадува. А басовая играла так: "ПУ! ПУ! ПУ! ПУ-ПУ!" Так при каждом "ПУ"  Василича - стёкла звенели! При этом он так надувал щёки, что мне казалось, что у Аркадия за ними, щеками, пара яблок сорта "Антоновка" торчит. Появятся яблоки - "ПУ!" Исчезнут - тихо. Появятся -"Пу!" И так далее. А гл-а-аза-а-а! Они выскакивали из орбит вместе с сокрушительным "ПУ!" и, если бы не ноты - падали бы на землю: в ноты очи упирались!

Редко какой спектакль обходился без Жоржикова. Ему и роли под его стать подбирали, под голос. Один раз ему по-роли надо было выходить не сбоку сцены, как все люди, а с главного входа. Причём надо было выходить с репликой, которая произносилась НАРОЧИТО ГРОМКО...  А что вы улыбаетесь? Представили это "НАРОЧИТО ГРОМКО" в исполнении Василича? Мы даже на репетициях, когда ждали и знали - и то дёргались! У некоторых тогда икота проходила! Вот он и вышел! Вот он и сказал!... Нет! вы сами представьте себе ситуацию: тишина, всех внимают (кто не дремлет - тем ещё хуже было!) словам со сцены... И вдруг: нате вам с главного входа!...
Кто-то потом рассказывал, что Н.И.Макина, бывшая тогда директором клуба, за валерьянками-валидолами бегала - плохо стало какой-то женщине. Может быть жива ещё эта женщина? Ей сейчас где-то лет 95-100 должно быть. Если жива, то, непременно, благодаря Василичу! Это от его крика, пожалуй, сердце у бедняшки до сих пор остановиться не может! Всё стучит, да стучит заячьим темпом...

Александр Васильевич как-то неожиданно заболел. Последний раз я видел его входящим по стенке в двери фабкома. Заметив мой ошеломлённый взгляд, он  сказал: "Вот, что стало с Аркадием Жоржиковым..." И заплакал. Тело его сотрясалось от болезни и рыданий. Сказал он о себе, как о постороннем человеке, как будто наблюдая и жалея себя со стороны. Не мог я найти слов утешения этому, когда-то сильному, можно сказать - могучему товарищу. Погладил по плечу и ушёл, чтобы самому не...
Скоро его не стало... Вот так...